– Я живу в этой деревне, но родился в селе Джазатор. Я самый старший в семье ребенок. Мои родители-пенсионеры живут в Аргуте. Жена и ребенок – в Джазаторе, там есть школа. Я – чаще тут, с родителями в деревне Аргут. Так и живем, никуда из родных мест, родной земли не выезжаем, – рассказывает о себе один из охотников Мерген Марков.
Мерген Марков.
Отец начал брать его с собой в лес с 5 лет, рассказывал, где и сколько водится зверя, когда и на кого можно охотиться. "Со школы я пас скот. Это был мой образ жизни до службы в армии и после нее", – говорит Мерген.
Жизнь в Аргуте, где осталось всего 12 человек, непростая. Животноводство остается основным источником дохода для этих людей, но в условиях высокогорья и сурового климата чабанам приходится нелегко. Это труднодоступное село, путь к которому лежит через перевалы и полевую дорогу. Случается, что из-за погоды автомобильное сообщение с селом прекращается вообще. Едут на конях.
Сотовой связи в этих краях тоже нет. Чтобы позвонить, нужно ехать в соседний Джазатор. Недавно здесь начали налаживать спутниковую связь и даже организовали Дом культуры. Но чабанам не до культурных мероприятий. Многие из них занимаются браконьерством, чтобы как-то выжить.
Родители Мергена Маркова.
Превратить охотников-браконьеров в защитников снежных барсов – эта идея принадлежит эксперту Всемирного фонда дикой природы (WWF), научному сотруднику Алтайского заповедника Сергею Спицыну. Он же предложил Мергену договор: тот прекращает истреблять редкое, занесенное в Красную книгу, животное, а взамен получает работу в нацпарке: помогает следить за популяцией ирбиса. Найти постоянную работу в селе нереально, и предложение было принято.
– Я встретился с ним в Аргуте, дома. Он подошел, рассказал, как можно работать, дал одну камеру-фотоловушку и 4 месяца испытательного срока. Мы определили место, я добрался туда и установил ее, – вспоминает Мерген.
Село Аргут на Алтае.
Мерген крепит ловушку под скалистым выступом на высоте почти 2000 метров над уровнем моря. Его фотографии дают ученым информацию о количестве популяции барса, состоянии животных, их повадках, местах обитания. Следить за барсом иначе просто нереально – он обитает в высокогорьях и избегает чужаков.
– Я показал свои первые снимки барса отцу, и он объяснил, что это самка, котная (беременная). В этом же месте мы спустя месяц снова установили камеры и увидели ту же самку уже с котятами. Потом я сделал кадры котят снежного барса, дал им имена. Одного назвал Батыр, другого – Аргут, – говорит Мерген.
Мерген за работой.
Сергей Спицын вспоминает, что первые 20 фотоловушек исследователям в 2010 году подарил доктор Родни Джексон из США, один из ведущих экспертов в исследовании снежного барса из Snow Leopard Conservancy, международной организации по защите барса. Сейчас эти ловушки используются многими учеными, а тогда они были чем-то совершенно новым.
– Родни говорил, что если сберечь барсов именно в Аргуте, то их популяция может увеличиться до исходных размеров за 10 лет. Дело в том, что именно здесь обитает самая крупная группировка сибирских горных козлов – основа рациона барса. Но, к нашему великому удивлению, почти за три года мы не смоли сфотографировать здесь ни одной особи снежного барса. Только в феврале 2012 года нашли следы двух особей в местечке у левого притока Аргута. В этом месте мы установили фотоловушку, и в конце мая были получены снимки двух животных, которых мы назвали Вита и Крюк. Мы поняли, что нам нужны люди, которые хорошо знают повадки барса, а это охотники. Кто нам мешает, тот и должен был нам помочь, – рассказывает Спицын. Поговорить с охотником Марковым ему посоветовал кто-то из местных.
– Я искал того, кто был браконьером, но готов отказаться от этого промысла, если мы дадим ему работу. В 2013 году во время очередной экспедиции заехал к Мергену домой. Это был разговор продолжительностью буквально несколько минут. Он согласился попробовать. Был испытательный срок. Честно скажу, я не был уверен, что ему удастся снять барса, да и вообще, что он захочет работать. Но Мерген принес первые фотографии уже через полтора месяца. Снимки были сделаны на очень крутой скале. Я даже не думал, что люди знают подход к таким местам. Тогда я понял, что мы поступили правильно, – говорит Сергей Спицын. Позднее уже сам Мерген познакомил его с другими охотниками, которые готовы были переквалифицироваться в защитников животных.
Кадр с установленной в национальном парке камеры.
Снежные барсы хоть и принадлежат к леопардам, одному из четырех видов пантер, для человека практически безопасны. Знатоки говорят, что зарегистрировано всего два случая нападения ирбисов на людей – один из барсов, как потом выяснилось, страдал бешенством, а второй был старым и истощенным – вероятно, именно сильный голод спровоцировал его на несвойственное породе поведение. Да и то нападение на человека было безуспешным.
Случаи, когда снежные барсы нападают на домашний скот, тоже можно считать исключительными. Но даже если такое случилось и хозяева защищают своих животных от ирбиса, хищник не причиняет вреда человеку, предпочитая как можно быстрее скрыться.
Снежные барсы избегают встреч с людьми, а те, напротив, выискивают их, охотясь на прекрасный и оттого драгоценный мех или стремясь схватить зверя живым, а потом продать: желающих приобрести ирбисов предостаточно и стоят они немалых денег. Именно поэтому их популяция во всем мире катастрофически падает и измеряется уже сотнями животных. Снежный барс сегодня находится под угрозой исчезновения.
Впервые привлекать охотников к изучению барса Всемирный фонд защиты дикой природы начал в 2015 году. Согласно проекту, который WWF реализует совместно с Салюгемским нацпарком, местные жители берут на себя обязательства по сохранению снежного барса и отказываются от использования браконьерских петель. Если к концу года ирбис попадает в объектив фотокамер, жители региона, которым удалось сохранить его на своей территории, получают премию – 40 тысяч рублей в год, эквивалент стоимости одной шкуры барса. Помимо этого волонтеры получают суточные и деньги за аренду коня. Эта система работает еще в нескольких парках Горного Алтая.
Окрестности Аргута.
Мерген, как и другие охотники, устанавливает и проверяет автоматические камеры, собирает информацию с них, снимает петли и капканы. И главное – не заниматься браконьерством, а обнаружить это здесь не так сложно. Если снежный барс исчезает с территории, то охотник перестает получать вознаграждение.
– Не надо думать, что люди здесь начали задумываться об охране животных только с приходом ученых. Для алтайцев и снежный барс, и аргали – тотемные животные, священные, – говорит замдиректора по науке, научным исследованиям и мониторингу окружающей среды Национального парка "Сайлюгемский" Денис Маликов.
Поддержку от WWF получают и члены общественной антибраконьерской бригады Кош-Агачского района. Эта группа волонтеров из числа местных жителей. У них нет особых полномочий, но они стараются пресекать нарушения, разъясняя жителям важность сохранения диких животных. Этот метод, конечно, экспериментальный, но он уже дал эффект, отмечают в WWF. К слову, в соседней Тыве, где также обитает барс, браконьеры, судя по отчетам ученых, чувствуют себя куда более вольготно.
В России осталось от 70 до 90 особей ирбиса. Алтай считается одним из самых благоприятных мест для его обитания. Сфотографировать осторожного и избегающего встреч с человеком барса – большая удача.
Камера Мергена.
У Мергена сейчас него на вооружении уже 10 камер, под опекой – три барса.
– Я путешествую по местным окрестностям, по тайге, по скалам. Каждый месяц обхожу камеры. Я же с детства знаю все окрестности, отец сейчас уже не ходит на охоту, пенсионер и сидит дома, а я все еще охотник, но уже другой. Стараюсь как могу, помогаю всем, кому небезразлична судьба барса, чтобы не потерять этого зверя, – говорит Мерген.
Но далеко не все обитатели Алтая согласны отказаться от браконьерства.
– Люди в селах живут все хуже и хуже. У браконьерства социальные корни. Нужно что-то с этим делать. Экологи запускают много разных проектов, но, наверное, этого недостаточно. Местным нужно больше рабочих мест, которых просто нет. Нужен комплексный подход, – считает Сергей Спицын.
– Браконьерство процветает по-прежнему. Местные не гнушаются быть проводниками-организаторами незаконной охоты для приезжих богатых браконьеров. Некоторые этим регулярно зарабатывают. Бытовое браконьерство, для личных нужд, тоже имеет место. Но, с моей точки зрения, это менее опасно, чем организация охот ради развлечения приезжих, трофейная охота. Если в первом случае – это вопрос выживания, то во втором – способ обогащения. Грешат этим и власти предержащие всех мастей, от глав поселений до правоохранителей. У этих просто есть лишние средства, а значит, возможность покупать внедорожники, снегоходы, квадроциклы, дорогое оружие и так далее, –говорит алтайский эколог Алексей Грибков.
Защитники ирбиса на Алтае.
По его словам, в 2017 году в Кош-Агачском районе одни браконьеры перестреляли восемь козерогов на территории Национального парка "Сайлюгемский", другие – убили самку краснокнижного алтайского горного барана (аргали) и двух ее ягнят. Местные были уверены, что это дело рук приезжих. Позже выяснилось, что к первой истории причастны главы трех алтайских сел.
Подтверждает это и Денис Маликов.
– Сейчас рынка сбыта шкур барса уже нет, но он часто попадает в петли, расставленные на кабаргу и других животных. Мускус кабарги до сих пор дорог. Так охотники создают угрозу для барса. Один браконьер может поставить 50–200 ловушек, – объясняет Маликов.
Кадр записи фотоловушки в Сайлюгемском национальном парке.
Поэтому каждая из 53 снежных кошек, которые остались сейчас в долине реки Аргут и на Курайском хребте, несмотря на старания экологов, каждый день рискует стать жертвой браконьеров.
Публикация проекта "Сибирь.Реалии".