ПЕРВАЯ ШКОНКА
Мне предъявили на опознание обрез, но я сказал, что понятия не имею, чей он. Состояние было ужасным, кружилась голова, тошнило, а следователь не унимался. В конце концов, разозлившись, следователь избил меня, при этом целясь попасть по почкам. Напоследок он сказал, что утром меня привезут и в моих интересах признаться, иначе пострадают родные. Я не придал этим словам значение, а как оказалось, – зря.
Дорогу в КПЗ (камеру предварительного заключения), где я должен был провести три дня перед тем, как меня поместят в тюрьму (следственный изолятор), я помнил плохо. По прибытии, пройдя унизительную процедуру обыска, которую я, будучи пьяным, не воспринял как оскорбление, попал в камеру, убогое убранство которой составляли четыре двухъярусных шконаря, без матрацев и одеял, несмотря на конец ноября. Окна не было.
Желание спать заставило лечь на шконку, настил которой представляла металлическая решетка с крупными клетками, куда при желании можно было провалиться. Проснулся от холода, бешеной боли во всем теле, тошноты и того, что хотелось в туалет. Осмотрев камеру, я увидел еще несколько человек, а в углу – ведро, которое оказалось отхожим. Туалета не было. Спросив шепотом, где можно сходить в туалет, и увидев в ответ кивок на ведро, облегчился. И только после этого начал смутно осознавать, что натворил и куда попал.
Утром, после подъема, обитатели камеры, получив кипяток, заварили чифир и позвали меня знакомиться. Я сделал пару глотков крепкого чая – меня вырвало. Это вызвало усмешки, так как все поняли, что перед ними первоход.
ИЗБИЕНИЯ НА ДОПРОСАХ
К десяти утра меня забрали в РОВД для допросов, где в течение еще двух дней избивали, угрожали, обвиняли, говорили, что из этого обреза было убито два человека, а женщина, следователь убойного отдела, вообще сказала, что из четырех нераскрытых убийств два в любом случае будут моими.
В следующем месяце меня еще несколько раз вывозили для проведения следственных действий по факту уничтожения чужого имущества, сопряженному с хулиганскими действиями, но затем пришел приказ этапировать меня в тюрьму и передать дела для последующего привлечения меня еще по ряду преступлений, но уже за участие в группе.
Жалоба на действия следователя вызвала у прокурора смех. Он сказал, что данный следователь – честный семьянин, молится в мечети, поэтому избить не мог, пытаясь вырвать показания. Когда я уезжал из КПЗ на автозаке, сложилось впечатление, что моей жизни пришел конец. Маячивший впереди срок вселил в мою душу панику.
КОСТЕР В КАМЕРЕ
Прибыв в СИЗО с группой поздно вечером, я спрыгнул с автозака на бетон и был поражен сюрреалистичной картиной: вокруг бегали собаки, а вместе с ними много охранников, при этом они выкрикивали подозреваемым команду сесть на корточки. Вокруг стоял непонятный, специфичный запах кислоты, немытых тел, туалетов.
Учитывая, что их привезли в пятницу, то предстояло сидеть в транзитной камере до понедельника, пока не выйдут на работу те, кто будет их оформлять, но я об этом не знал. Их, шестьдесят два человека, забили в камеру размером пять на восемь метров. Отхожее место представляло собой кучу экскрементов, а воду набирали из самодельного шланга, который опускался с потолка, – из камеры, расположенной на втором этаже.
Я сидел и наблюдал, боясь заговорить с кем-либо. Когда принесли баланду и открыли окошко для раздачи, то я увидел, что капусту, залитую кипятком, набирали кто во что. Я же взял только кусок хлеба и сидел, с ужасом думая, что так будет весь срок.
Наступила суббота, а ничего не менялось. Спал, сидя на железке от лавочки, прислонившись к закопченной стене, которая такой стала от того, что зэки заваривали себе кипяток на импровизированном костре, сжигая под кружками старые вещи, одеяла. Мысли о предстоящей отсидке в таких условиях угнетали.
СВИДАНИЕ
Но в этот же день, вечером, моя мать, найдя знакомых, добилась нелегального свидания, и вечером меня вызвали в следственный кабинет для встречи с ней и женой.
В кабинете, где проходила встреча, меня ждал также мамин знакомый, владелец газеты, который помог ей в организации встречи. Он спросил меня об ощущениях: мол, сюда стремился? Но ответом был лишь поникший взгляд. Меня переодели в теплые вещи, со словами «держись» дали в руки тормозок, и конвойный увел меня назад – в транзит.
В транзите я сразу же попал в центр внимания старых ходарей, которые знали, что не для каждого могут сделать свиданку в выходные дни, а значит, была надежда поживиться. Завязались знакомства, но поверил я только одному, который, кстати, меня в дальнейшем предал. Когда начали раскидывать по камерам, за небольшую взятку корпусной закинул нас двоих в одну камеру, чему я был рад.
