"Я ощущала, что Дадин – не Навальный, не Касьянов, и на него всем наплевать"

26 февраля в 15.45 по местному времени российский активист Ильдар Дадин вышел на свободу из ИК-5 в городе Рубцовске Алтайского Края. Это случилось через четыре дня после вердикта Верховного суда, который отменил приговор и постановил немедленно освободить Дадина. Отвечая на вопросы журналистов у ворот колонии, Дадин заявил, что остаётся в России, для того чтобы и дальше бороться с "путинским режимом".

По словам Дадина, он был "разочарован", когда другие политические заключённые, выходя из тюрьмы прекращали политическую деятельность, несмотря на тех, кто боролся за их свободу. "Я не могу себе такого позволить", – сказал Дадин, добавив, что он, тем не менее, хочет отдохнуть хотя в течение месяца.

Дадин хорошо отозвался об ИК-5, сказав, что условия содержания сильно отличаются от ИК-7 в Республике Карелия, в которой, по его словам, заключённых пытают. Дадин заявил, что он, безусловно, будет обращаться за положенной ему компенсацией, но главное для него – добиться наказания для тех, кто нарушает закон, в частности для бывшего начальника ИК-7 Сергея Коссиева, покинувшего свой пост в ноябре 2016 года после скандала, разгоревшегося в связи с письмом Дадина о пытках в колонии.

...Арт-кафе на проспекте Ленина в городе Рубцовске Алтайского края, что в 300 км от Барнаула и в 30 от российско-казахстанской границы. Заваленные сугробами сталинские дома, Алтайский тракторный завод, что выглядит как Сталинградский тракторный завод в 1945-м, четыре колонии, в одной из которых – ИК-5 – находился Ильдар Дадин.

Его жена Анастасия Зотова, Настя, как ее быстро на короткой ноге начинают звать журналисты, сидит слегка сутулясь, смотрит вниз, формулируя мысли, но говорит ровно, иногда поднимая глаза и мило улыбаясь. Быстро проникаешься ее искренностью, веришь, когда говорит, что она – обычная девушка, главным для нее была семья, хороший мужчина и денежная работа, а не толпы людей с камерами и бесконечные письма о пытках в колониях. Из-за всего она даже забыла, что сегодня – 25 февраля – годовщина ее свадьбы с Ильдаром.

Настя родилась в день путча, 19 августа 1991 года. Рассказывает, что ее мама выглянула в окно своей квартиры на Третьяковской, увидела танки, ей стало плохо, и Настя родилась раньше срока. Окончила с красным дипломом факультет журналистики МГУ, поступила в аспирантуру, работала журналистом-новостником на "Радио России", newsru.com и в "Новых известиях", потом в предвыборном штабе Марии Бароновой и в пресс-службе "одной компании". Познакомилась с Ильдаром Дадиным в августе 2014-го, влюбилась, в декабре начали жить вместе, но в январе 2015-го на Дадина завели уголовное дело по статье 212.1 УК ("Неоднократное нарушение порядка проведения митингов"), 3 февраля поместили под домашний арест, 3 декабря – в СИЗО, а 7 февраля приговорили к трем годам колонии общего режима. 31 марта 2016 года апелляционный суд скостил приговор до 2,5 лет, Дадин был этапирован в ИК-7 в Республике Карелия, а 1 ноября Настя получила от него письмо с описанием пыток в колонии. Аспирантуру и работу ей пришлось забросить, остался только Ильдар, после его освобождения Настя мечтает вернуться к "нормальной" жизни, но, похоже, сама не очень в это верит.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

(25 февраля сотрудники ОНК по Алтайскому краю посетили ИК-5 и сообщили журналистам, что Ильдара могли бы выпустить, если бы на момент оглашения приговора ВС в комнате видеосвязи в колонии находились сотрудники ФСИН, которые написали бы соответствующий рапорт. Но, по их словам, Дадин сам попросил их выйти, "чтобы лучше формулировать мысли", теперь руководство колонии ждет бумагу с синей гербовой печатью. – РС)

– То, что они сказали, что никто из сотрудников не присутствовал в комнате, это полный бред. Я звонила адвокатам, они говорят, на суде Ильдар просил посоветоваться с адвокатами, они уходили в специальную комнату с видеосвязью и специально просили сотрудника ФСИН выйти из камеры [где находился Ильдар], чтобы была конфиденциальность. То есть вот эти сотрудники колонии, они всё время присутствовали в этой комнате, и даже адвокаты их выгоняли. На приговор они сами вышли, а теперь оправдываются тем, что вышли ради Ильдара, потому что их выгоняли. Но выгоняли-то, когда он с адвокатами встречался! И самое главное, что когда выносится решение по видеосвязи, то в колонии сразу в той же комнате это решение приходит по факсу. У них это решение по факсу должно быть! В понедельник я пойду в СК и прокуратуру по надзору [за исправительными учреждениями], подавать жалобу на начальника [колонии] за незаконное удержание. Видимо, они не хотели его выпускать, чтобы Ильдар на марш Немцова не попал, ну или просто нервы мотают.

Выпустили его, потому что на Западе сделали "ай-яй-яй". Павленского, Савченко почему освободили? Если про Сенцова много говорить, то его тоже освободят. Я, например, ходила в представительство ЕС, разговарила с дипломатами, они мне потом отзвонились и говорят: "Наши дипломаты сегодня встречались с российскими и подняли вопрос Дадина". Или вот я была на пресс-конференции, и там была Москалькова (Татьяна Москалькова. – уполномоченная по правам человека в РФ – РС), и ей каждый третий говорит: "А что Дадин сидит?"

Потом меня пригласили на саммит ООН, там много народу, я даже не понимаю, кто из них кто, старые крутые дядьки, и я такая – вообще никто. И все очень сопереживают истории с Ильдаром. Он стал известен на Западе, ЕСПЧ быстро принимает все жалобы от его адвокатов, четыре месяца иностранные дипломаты грузили мозг российским, и было решено его выпустить, потому что задолбал.

"НЕ ХОЧУ БЫТЬ ПРАВОЗАЩИТНИКОМ"

Журналистом я уже не могу работать, у меня деформация сознания. Я подумала, что мы с Ильдаром можем уехать на Гоа, например, и я буду работать через интернет новостником. И я представляю, что мне там говорят: "Напиши новость про то, что фламинго в Канаде сделали протез ноги". Я понимаю, что не смогу такую новость написать: люди, вы с ума сошли, давайте про пытки писать! Я ни о чем не могу думать, кроме этих пыток.

У меня была нормальная работа – приходишь к девяти, уходишь в шесть. И вечером ты свободен, делаешь, что хочешь. А теперь я сижу с утра до вечера, и у меня пытки и пытки. Я прихожу домой, мне в 12 ночи из какой-нибудь тюрьмы звонят, потом в семь утра из другой тюрьмы.

Быть правозащитником очень плохо, потому что это никому не надо вообще. Ты людям что-то начинаешь рассказывать, а они такие – нет, это нас не волнует. Пока человека это не тронет. Я вообще хочу работать в нормальной бизнес-структуре, где деньги зарабатывают. А эта правозащита… Не хочу быть правозащитником. Я не знаю, как от этой истории с пытками отойти вообще.

Когда человека пытают, он обращается и говорит: помогите мне. Ты ему помогаешь, у него всё наладилось, и всё. У меня была нормальная зарплата – 100 тыс., я работала пресс-секретарем. Я накопила денег, а сейчас у меня на карточке 20 тыс. Мы фандрайзили деньги, а потом я со своей карточки переводила деньги адвокатам. Сейчас я за предыдущую поездку в Сегежу трем адвокатам не перевела деньги, там тысяч 50 или 60, а у меня на карточке 20! Люди, которые борются против пыток, они никому не нужны, их никто не замечает, на этом денег не заработаешь. За то время, что я вписалась в эту стремную историю, когда Ильдара посадили, у меня несколько раз случалось, что денег нет вообще. [В прошлом году] у меня день рожденья 19 августа, а я рыдала по-страшному, потому что просидела в СИЗО шесть часов, у меня было разрешение на свидание с Ильдаром, они мне сказали, что будет в два, а потом выходят и говорят: "Мы вам свидания не дадим". Я выхожу и начинаю рыдать, потому что понимаю, что у меня 300 рублей на карточке, у меня день рожденья, в свидании мне отказали, как жить непонятно, что есть непонятно.

Я не понимаю, как заниматься правозащитой, когда у тебя нет денег. Если бы я вернулась обратно в пресс-секретарство, а Ильдар занимался правозащитой, я бы ему скидывала половину зарплаты.

Каляпин (Игорь Каляпин, председатель "Комитета по предотвращению пыток" – Прим.) говорит: "В Карелии Комитет не работает, если ты хочешь бороться против пыток в Карелии, ты едешь в Карелию и создаешь свой комитет". Есть идея, что Ильдара выпустят, с него снимут судимость и ему можно будет баллотироваться в ОНК, а как раз весной в Карелии выборы в ОНК, мы поедем и выдвинемся.

– Это противоречит планам уехать за границу…

Я же девочка, у меня каждый день новый план. Сегодня у меня план уехать на Гоа и работать новостником, завтра у меня план уехать в Прагу и работать на Радио Свобода, послезавтра – уехать в Финляндию, учредить там правозащитную организацию, заниматься фандрайзингом и помогать российским правозащитным организациям, а потом я планирую в Карелии баллотироваться в ОНК, а послепослезавтра я хочу остаться в Москве… Есть идея, чтобы мы пошли учиться на адвокатов и стали адвокатами. Это можно и в Петрозаводске.

– А кто у вас принимает решения?

– Мальчик. (Смеется.) Сейчас у нас с Ильдаром нет ни свиданий, ни телефонных разговоров. Вот он выйдет, будем обсуждать.

ОППОЗИЦИОННАЯ ТУСОВКА

– Мне было обидно: когда Ильдара посадили, всем было пофиг. Я всем писала, что давайте поможем, давайте Ильдару напишем, пикеты устроим. Очень тухло всё это шло. Я пишу, вижу, что письмо прочитано, а человек не отвечает. Наталья Пелевина написала открытое письмо Ильдару, Николай Кавказский написал, и Сергей Митрохин пришёл по моему призыву пикетировать. Когда мы устроили митинг в декабре (3 декабря 2015 г. – Прим.), его устраивали я и три моих друга. Со вторым митингом помогало движение "Солидарность", они сцену подогнали, колонки, выступающих организовали. Но в основном поддержки не было. Когда его арестовали, я начала писать всем своим друзьям – кто может помочь, кто знает, как организовать митинг. Я написала 30 людям, про которых знала, что они устраивают митинги, из них откликнулось человека четыре. Я ощущала, что Дадин – не Навальный, не Касьянов, и на него всем наплевать.

Потом была апелляция, мы собрали много народу, [Дмитрий] Гудков пришел, я уверена была, что апелляция отменит приговор. Я потом весь день плакала, после апелляции у меня вообще всё упало, я не знала, что делать.

Наш друг общий с Ильдаром говорит: "Давай устроим еще один митинг". Я говорю: "Из нас двоих митинг не получится, надо, чтобы помогла какая-то партия или движение". Мы начали всем писать: в "Открытую Россию", [Льву] Пономарёву, в "Солидарность", [Алексею] Навальному, "Яблоку", "Парнасу" писали, что мы хотим организовать митинг в поддержку Ильдара. Или вообще ответов не было, или ответы были примерно такие: ну организовывайте, мы вам разрешаем, это хорошая идея. А чтобы кто-то готов был помочь, такого не было.

Я тогда настроилась на то, что это всё никому не нужно, что я отдельно, эта тусовка отдельно, я просто работаю и жду, когда Ильдар выйдет, а потом оп, и мне приходит письмо с пытками. И я понимаю, что я хотела, чтобы у меня всё было нормально, но всё нормально у меня не будет. С работы меня уволили и были правы, там началась такая история, что я каждый день кому-то звоню, куда-то бегаю, пишу заявления на прием во ФСИН, потом я уехала в Прагу, в Карелию. Может, получится вернуться обратно, потому что всеми пытками будет заниматься Ильдар.

Отличительная черта оппозиции – всех ругать. Вот есть Москалькова. Она вообще нормальная, она реально делает, что может в рамках структуры, где работает. Все такие: о, она подментованная. Оперуполномоченный по правам человека. Я не понимаю, чего обижать-то? Во-первых, она туда [в Карелию] поехала. Если бы она не поехала, не было бы вообще никакого шума.

Во-вторых, она изъяла оттуда видеозаписи. Она сказала, что записи есть, но они порезаны. Она занимается этой проблемой, пишет везде. И сейчас прокуратура Карелии отменила постановления об отказе в возбуждении уголовных дел по Дадину, Мамаеву, Габзаеву и Гелисханову, мои инсайдерские источники говорят, что это реально благодаря Москальковой. Есть у Ильдара адвокаты (Ксения Костромина и Алексей Липцер. – Прим.), они работают бесплатно. Даже когда они ездили в Карелию и в Алтайский край, они за свои деньги покупали билеты. И кто-то из тусовки оппозиционной говорит, ой, что-то у Дадина адвокаты какие-то не такие. Если вы такие умные, сами найдите адвокатов! Когда на Ильдара уголовное дело завели, только Пономарев откликнулся. Вот еще я сейчас выложила фотографию членов ОНК, которые сходили к Ильдару, и там у меня комментарий в "Фейсбуке", что вот, они тоже все подментованные. Я с ними не связывалась, они по своей инициативе встали в пять утра, приехали из Барнаула в Рубцовск, два часа потратили в этой колонии, чтобы просто поговорить с Ильдаром и передать, что жена и сестра тебя ждут, и если тебя ночью выпустят из колонии, приходи вот по этому адресу. Они что-то сделали, а ты в Москве сидишь на диване и пишешь, что они подментованные!

Мне даже писали, что вот, ты – плохая жена. Когда Ильдара пытались в Питер этапировать [в сентябре 2016-го], что я должна за ним ехать в Питер и там на лавочке сидеть и ждать, чтобы попасть к нему на свидание. А кто мне будет за квартиру платить, кто мне будет еду покупать? А мне пишут: "Ты работу ставишь выше мужа". Это московские активисты, "болотники". Даже сестра Лиля [Лилия Дадина.], ее нашли в "Фейсбуке" и ей начали писать: "Твоему брату Настя, наверное, не очень подходит". Лиля офигела.

"СУДЬЯ ВЕРИТ МЕНТУ, А НЕ ЧЕЛОВЕКУ"

– Ильдар симпатичный. Он такой идеалист, ему надо менять мир. Это мне так понравилось… Еще у него пресс есть. Он умный. Два раза он поступал [в вуз], оба раза не закончил. У меня красный диплом, я прочитала кучу книжек, и я начинаю с ним о чем-то говорить, я понимаю, что он умнее меня. Ну и он стихи мне цитирует, песни под гитару поет, он такой романтик.

Я была журналистом, снимала разные акции протеста, фоткала, подошли, познакомились, зафрендились в "Фейсбуке", он мне сначала кидал ссылки на акции. Потом начали общаться, он мне понравился, я начала ему намекать, потом сделала такой толстый намек из серии "приезжай ко мне ночевать". Я думала, он меня пошлет, а он приехал, и после этого мы начали встречаться. Это декабрь 2014-го. Арестовали его в январе 2015-го. Мы только начали встречаться, но я уже понимала, что бросить его не могу, и когда его посадили под домашний арест, я такая: ну – буду еду возить. Это было ужасно. Я работать заканчивала очень поздно, заходила в Москве в круглосуточный магазин, с сумками ехала в Железнодорожный на электричке, а там еще и автобусы закончили ходить. Я пилю с этими сумками пешком, ненавижу всех на свете, потому что еще зима и холодно. Когда мы с Ильдаром начинали встречаться, я так порадовалась, что я сумки из магазина не таскаю, потому что этот делает мужчина, а тут я иду и думаю, что я несу сумку еды на себя и на мужчину. А потом мы прикалывались, что идеальный мужчина под домашним арестом, потому что я всегда знаю, где он находится.

Именно в это время я поняла, что это человек, с которым мне комфортно. Как пишут в женских журналах – ты встретишь такого человека, от которого ты захочешь детей, варить ему борщ… Когда мы с его племянницей бегали, я подвернула ногу, я не могла ходить, он меня носил на руках. Он никогда не пил, не курил и очень это осуждал, а тут достал пачку сигарет – покури, вдруг тебе станет легче. Этот человек, с которым я хотела бы провести всю жизнь...

Он вообще из серии: мы поели, я ставлю посуду в раковину, он такой: "А помыть посуду? Надо всегда после себя мыть посуду". Я помыла, ставлю посуду в сушку, он: "Большие тарелки надо ставить справа, маленькие слева". Он педантичный до безумия. Когда он тратит деньги в магазине, он записывает, сколько он потратил, рассчитывает себе план, сколько чего можно съесть [по калориям], сколько потратить на еду.

До ареста он и охранником работал, и инкассатором работал, потом они вместе с братом пошли работать в магазин, и сейчас брат дослужился, он региональный менеджер с нормальной зарплатой, а Ильдар не дослужился по ряду обстоятельств. Он получал нормальную зарплату. Вся техника, которая есть в квартире, была куплена им. У него со старшим братом были проблемы, он взял в кредит 300 тыс. и потом его весь выплатил. Когда ему был 21 год, его сестра Лиля училась в школе, и он еще Лилю обеспечивал.

Я детей-то особо не хотела, потому что страшно, больно, и как их воспитывать, я сама еще ребенок. Но когда с Ильдаром играли с его племянниками, я думала, боже, он будет таким хорошим папой. Просто детей не хочу, а от Ильдара хочу. Ну просто… Он такой классный. Будем рожать, короче.

Единственное, чего я страшно боюсь, что он мог измениться. В августе у нас было свидание. Когда мы вместе жили [до суда], он вообще никогда не матерился, никогда не говорил грубого слова. Самое грубое у него было "подлец" и "мерзавец" – это максимум. А тут я пришла на свидание, а он говорит про кого-то: "Вот сука!" Я думаю: "Господи, ничего себе, Ильдар начал ругаться!" Вот тогда у меня был шок, что у него какое-то изменение произошло, мы же с ним полтора года не виделись.

Он такой человек, который воспринимает как личный плевок в лицо, когда не соблюдаются законы. Он жил обычной жизнью, потом услышал, что нечестные выборы (парламентские выборы 2011 г. – РС). Он решил пойти проверить и пошел наблюдателем в своем городе (президентские выборы 2012 г., Дадин была наблюдателем на избирательном участке №530 в городе Железнодорожный. После конфликта с членами УИК председатель УИК решил удалить наблюдателей, которые отправились в ТИК, чтобы написать жалобу. В здание ТИК их не пустили, более того, по словам Дадина и других наблюдателей, избили, затолкали в машину и вывезли за пределы города. Председатель Мособлизбиркома Ирек Вильданов отрицал факт избиения. – РС). Вот это был переходный момент. От того, что вроде мы живем нормально, а тут случилось вот это, и ты понимаешь, что на самом деле мы живем в аду каком-то. Вот и у меня всё было нормально, я работала, и тут у меня мужика сажают, и я понимаю, что это какой-то ад. Когда нет никакого состава преступления, когда это подтверждают все видеозаписи, нет даже документов, согласно которым Ильдара должны были посадить. Судья его всё равно сажает, это всё какой-то сумасшедший бред.

Вот тогда я увидела, что у нас [в стране] нет ничего. Нет полиции, которая защищала бы каждого, когда ты вызываешь полицию и говоришь, что меня сейчас убьют, тебе отвечают, что когда убьют, тогда приедем. Нет медицины нормальной: я вызывала скорую помощь, она приезжает, у меня из горла кровь идет, а врач говорит: "Я не знаю, что делать, завтра сходите в платную". У нас нет нормального образования, потому что даже в МГУ какое-то днище. Я аспиранткой пришла, мне 22 года, мне говорят: "Иди преподавай". Чему я их научу? Мне 22 года, студентам 18. Я старалась, но по-моему, это не очень нормально. У нас нет судов, потому что суды как работают: прокурор написал обвинительное, передал на флешке судье, судья распечатал и зачитал. У нас вообще нет никаких государственных институтов, у нас по факту государства нет. Мы сюда приехали [в Рубцовск], разговариваем с местными жителями, что законы, законы, а они отвечают: "Мы не по законам живем, мы по понятиям живем". И вот большая часть России живет не по законам, а по понятиям – как договориться с ментами, кому взятку дать.

Всем нормальным людям надо валить из России, потому что тут нет государства, тут какая-то орда. За то время, что длился суд по Дадину, я поняла, что они могут сделать всё, что угодно. Любого человека на остановке поймать и сказать – у вас на автобусной остановке несанкционированный митинг. Или как по "Болотному делу": просто мент может подойти к человеку и сказать: "Ты на меня напал". И мент всегда прав, потому что судья всегда верит менту, а не человеку. Представитель власти, любой человек с оружием и бейджем может сделать всё что угодно, а ты ему в ответ ничего сделать не можешь, и это очень страшно.

Статья Русской редакции Азаттыка - Радио Свобода.